Основана: Январь 1994 года, Восточная Германия Статус группы: действует Состав группы: Till Lindemann (вокал, тексты), Richard Kruspe-Bernstein (гитара), Paul Landers (гитара), Oliver Riedel (бас-гитара), Christian "Flake" Lorenz (клавишные), Christoph "Doom" Schneider (ударные).
Жанр (Genre): Rock Стили (Styles): Progressive Metal, Industrial Metal, Alternative Metal, Heavy Metal Тональности (Tones): Menacing, Ominous, Gloomy, Nihilistic, Malevolent, Thuggish, Aggressive, Brooding, Angry, Hostile
наведите мышку на фото участников группы
Авторы песен группы: Till Lindemann, Martin L. Gore, Richard Kruspe-Bernstein, Riedel Генетическая связь с группами: Die Firma (Кристоф), Feeling B (Пол и Флаке), First Asche (Тилль), Orgasm Death Gimmick (Рихард), The Inchtbokatables (Оливер)
Приобрести MP3
Данная статья - перевод глав книги "Rammstein", вышедшей в конце 2001-го года в Берлине на двух языках - немецком и английском. Автор книги - директор группы Герт Хоф, составил ее в виде рассказов пяти участников Rammstein о своих взглядах на жизнь, месте Rammstein на музыкальном олимпе и о причинах популярности группы. Также в книге масса фотографий музыкантов вместе и по отдельности и первоначальные варианты текстов.
Gert Hof, директор группы: Подобно линейному крейсеру Аврора.
Где-то в декабре 1995, в празднично-украшенной музыкальной секции большого берлинского универмага, мое внимание привлекло оформление одного диска. Шесть молодых парней с обнаженными, блестящими торсами на фоне огромной хризантемы - это было невероятно, я никогда не видел ничего подобного. Тщательно прорисованная обложка напомнила о старых восточногерманских коллажах: страстные, честолюбивые, уязвимые и смущающие. Это, в свою очередь, вызывало странную ассоциацию: цветы для геев. Как оказалось, это был первый альбом Rammstein - "Herzeleid". И только позднее я, наконец, услышал их музыку. Музыка навеяла воспоминания о всесокрушающей силе, о новом начале, о поэзии Фридлиха Рюкерта, одного из наиболее очаровательных и трагических лириков эпохи немецкого романтизма. Затем я познакомился с Тиллем, Паулем, Олли, Рихардом, Шнайдером, Флаке и Эму, менеджером группы. С этого момента стало понятно, что Rammstein - никакая не цветочная служба для веселого сообщества, но поистине гора динамита, залп новой эпохи, подобно линейному крейсеру Аврора в его дни. Мы решили работать вместе. С самого начала я знал, что музыка Rammstein должна сопровождаться монументальным перформансом и освещением. Я выбрал огромные, одноцветные полосы освещения, превратив белый цвет в бренд группы. Наш первый большой концерт был 1996 году на Берлинской Арене, он назывался "100 лет Rammstein" и прошел перед 7 тысячами зрителей. Для меня, как директора группы, работать с Rammstein всегда было и есть большим вызовом. В течение шести лет нашего сотрудничества это стало частью моей личности и творчества.
Rammstein - произведение искусства, совместившее различные жанры: музыку, театр, пиротехнику и освещение. Только так они могут быть поняты и узнаны. На живых концертах группа всегда находится в диалоге с залом. В этом диалоге - честная открытость, эмоции, опасения, желания, надежды и табу ясно сформулированы без всякого компромисса. В течение последних семи лет аудитория принимала и приветствовала этот диалог в концертных залах и аренах по всему миру. Без сомнения, абсолютным пиком нашей работы был живой концерт "Live aus Berlin", прошедший в 1998 году в берлинском Wuhlheide перед 40 тысячами зрителей. Обаяние, источаемое Rammstein, было испытано людьми всех профессий и возрастов. Rammstein и объединяет и разделяет зрителей. По моему мнению, наиболее благородное достижение в искусстве - это делить аудиторию и провоцировать людей на критическую оценку. В этом Rammstein достиг высот. Rammstein - результат опыта борьбы и сопротивления в истории ГДР. В музыке Rammstein все одновременно и прямо высказано и незримо, все олицетворяет сражения, желания, опасения, отражает моменты одиночества, тишины и отчаяния - ничто не объясняется, но каждый понимает высказанные чувства. Это поиск, желание, опасение, одиночество, храбрость, трусость, предательство, мечты. Rammstein отвергает любые попытки объяснения или интерпретации своей музыки, оставаясь при этом кратким и искренним. Возможно, единственный путь действительно понять Rammstein состоит в том, чтобы сравнить их опыт со своим собственным, позволив двум мирам свободно проникать друг в друга.
Rammstein ждут, что их зрители смогут повернуться к ним и понять их творчество и традицию. Идея этой книги в первую очередь состояла в том, чтобы документировать экстраординарное возвышение Rammstein. Я перебрал более 10 тысяч фотографий, один только концерт "Live aus Berlin" заслуживает отдельной книги. Окончательный вариант раскрывает историю группы Rammstein и ее развитие с ранних дней до альбома "Mutter". Лирика, напечатанная в этом издании - первые варианты или мысли о песнях, изданных позже. Высказывания членов группы взяты мной из наших разговоров, которые я старался записывать и потом редактировал. Моя особая благодарность Тиллю, Паулю, Олли, Рихарду, Шнайдеру, Флаке - музыкантам Rammstein и Эму, их менеджеру, за доверие, помощь и прекрасную совместную работу.
Gert Hof Berlin, July 2001
Richard Kruspe, гитарист: Rammstein - это катастрофа.
Все началось на севере ГДР, в моем родном городе Шверине. Городок задыхался от скуки, выбирать было не из чего, и вскоре я просто не мог свободно дышать. Я понял, что лишь очень немногие люди делают музыку от души, но мне хотелось работать именно с ними, организовывать и вдохновлять их. От местной музыки меня начинало тошнить. В 1988 году я уехал в Берлин и отвел там душу. Я жил на заднем дворе маленького домика на Lychener Strasse и занимался музыкой целый день. Те дни были омрачены падением железного занавеса, это было время, когда революция, наконец, достигла улиц. Как-то, в сентябре 1989-го, случайно или нет, я забился в одну из демонстраций. Внезапно меня окружила связка полицейских, и я оказался в их грузовике. В участке меня держали три дня, в течение шести часов я должен был стоять у стены, и всякий раз, когда я двигался, меня били. Я не имел к демонстрации никакого отношения, в самом деле, но полицию это, очевидно, не заботило. После тех трех дней я был так разбит и сломан, что я сказал себе: достаточно. Прежде я никогда не развивал в себе идеи о побеге из ГДР, но тогда я понял - я должен уехать, я должен уйти отсюда. Так что я убежал сквозь зеленую границу между Венгрией и Австрией. Скитания забросили меня в Западный Берлин, но я все еще не чувствовал, что я на верном пути.
И вскоре я понял, что ошибался, ища поддержку вне себя, в моем окружении, - на самом деле мне нужно было черпать энергию в самом себе. Но одно - обнаружить в себе источник силы, и другое - по-настоящему получать из него энергию для творчества. Часто я сам себе мешал. Нужно уметь сосредотачиваться на материале, который действительно значим, на том, что действительно хорошо. Я окончательно понял, что мое призвание - сплачивать и мотивировать людей. Вот, собственно, как я решил создать свою собственную группу в 1993 году. В музыкальном смысле я находился в те дни под сильным влиянием Америки. Думаю, из-за этого мне поначалу не удавалось выкристаллизовать свой собственный стиль. Уверен, что это закономерная стадия, через которую надо пройти. Со временем достигаешь поворотного момента, когда количество внезапно преобразуется в новый вид качества. До этого времени я все еще музыкально развивался. Мы тогда экспериментировали с разными группами и выпустили несколько демо-версий. В это время мать моего ребенка оставила меня, и это стало для меня первым настоящим несчастьем. Я всегда хотел быть частью успешной группы, но тут стремление к успеху полностью захватило меня. Моя цель была ясна и незыблема, но дорога к ней, "усилия роста", были для меня самой большой проблемой. Похоже, я сам себя притормаживал собственными завышенными ожиданиями.
Потом исчезла стена, и после года в Западном Берлине я присоединился к Тиллю в Шверине. У Тилля было небольшое производство по плетению корзин. И он постоянно пел. Часто я стоял в дверном проеме, слушая его и размышляя "ну ничего себе, мощный голос". Однажды я записал его, просто так, без причины. Две-три недели спустя я позвонил и спросил его, не хочет ли он заняться пением, пусть он хотя бы попытается. Потребовалось долгое время, чтобы убедить его. Он перебрался в Берлин. Но, находясь на пробах, он терял способность что-либо выдавить изо рта. Тогда он хватал бутылку Korn [немецкий вариант водки] быстро осушал ее, и после этого мог управляться с двумя словами: "да" и "нет". Все это время мною владела Америка, я отчаянно хотел рвануть в эту далекую страну, где все, что угодно, было возможным. Это был не только мой большой интерес к Американской музыке, это была моя тоска по обаянию нового, иностранного мира. После жизни за стеной в ГДР, Америка стала для меня воплощением свободы. Тогда все мы - Тиль, Олли и я - полетели в Америку в самый первый раз. Там я понял насколько важно искать собственную самобытность, найти ее, понять и держаться ее. Неважно, что ты делаешь или где находишься - важно все время держаться правильного пути. Следуйте за своей тоской, потому что она - истинная движущая сила жизни. Я обнаружил, как невероятно важно быть окруженым правильными людьми. И мне стало ясно, что музыка, которую я делал прежде, не имела никакого отношения ко мне. Так я возвратился в Германию с идеей проекта, связанного с немецкой музыкой. Я хотел совместить машины и гитары, тяжелые гитары. Это стало моей основной идеей.
Я жил с Олли и Шнайдером, которых знал еще по группе "Die Firma". Мы втроем работали над этим проектом. Но скоро я заметил, как трудно одновременно сочинять музыку и тексты. Нужно было принимать какое-то решение. В это время в Берлине проходил конкурс для молодых, неопытных групп, главный приз которого - неделя в профессиональной студии. Демо-запись, которую мы должны были предоставить, записывалась у меня дома. К сожалению, у нас был только четырехдорожечный магнитофон и маленькая барабанная установка. Тилль, который приходил преимущественно поздно вечером, был вынужден петь под толстым одеялом, потому что нам нельзя было слишком шуметь. Мы принесли демо-запись и немедленно победили. Но нас еще было четверо - Тилль, Шнайдер, Олли и я. Пятым стал Пауль, который как раз заинтересовался нашей музыкой. Он был любопытен и спрашивал нас: "Что вы там делаете?", поскольку был знаком с нами всеми. Мы пригласили его прийти на прослушивание. Пауль - очень открытый парень, он и его характер - полная моя противоположность. Я решил, что очень важно соединить разных людей с разными характерами, потому что это единственный путь развития творческого потенциала. Именно поэтому его присоединение к нам было хорошей идеей. Для задуманного "машинного" звука нам теперь не хватало только клавишника. Шестой, Флаке, долгое время до нас скромно играл в разных группах. Как только мы собрались все вместе, Тилль, Олли, Шнайдер, Пауль, Флаке и я, мы стали тесным сообществом, некоторого рода бригадой. Что интересно, в то время все из нас испортили отношения с близкими. У каждого были проблемы со своими подругами, все были в одинаковом положении и могли понять чувства другого. Это давало нам колоссальную энергию, готовую вылиться во что-то. Все мы знали, что вместе нам хватит сил, чтобы изменить мир. Мы никогда не думали всерьез о контрактах или успехе, мы просто хотели быть вместе и делать Музыку. Музыку, которую можем сделать только мы, и которая будет радикально отличаться от всего остального. Это было ощущение огромной мощи, подавляющей меня, я никогда не ощущал ничего подобного! Тогда мы долго занимались, - то в Шверине, то в Берлине. Мы проводили почти все дни вместе.
В начале все было прекрасно. Ну хорошо, проблемы были. У меня с Паулем, например - внезапно в группе появился второй гитарист. Для меня это было абсолютно в новинку - играть со вторым гитаристом, прежде у меня не было подобного опыта. Были жесткие поединки. Они до сих пор еще случаются - эти конфронтации в пределах группы, и это высвобождает наш коллективный творческий потенциал. Rammstein - только тогда Rammstein, когда каждый из нас часть его, независимо от того, большой или малый вклад он внес. Неважно, кому приходит музыкальная идея, он может и должен ее предъявить. Это - очень здорово, и так и должно быть. Все идеи должны пройти через этакий Rammstein-фильтр, прежде чем они действительно станут частью Rammstein. Все решения, которые мы принимали не в унисон, оказывались плохими. Именно поэтому я действительно верю в эту коллективную силу Rammstein, направляемую шестью людьми.
Я считаю, что судьба сыграла свою роль в рождении имени группы. Не было такого, чтобы мы специально сели и сказали "давайте придумаем какое-нибудь провокационное имя". Я верю, что все, что должно было совпасть - совпало, придав нам нужные силы и храбрость для создания проекта Rammstein. Я также думаю, что даже тот, кто никогда не слышал о катастрофе самолета в RAMSTEIN, все же заметит мощную фонетическую волну слова. В слове Rammstein содержится первобытная сила, в нем выражено само отношение к жизни. Думаю, это многие подсознательно ощущают. Rammstein - не подделка, не тот случай, когда "содержание указано на упаковке". Rammstein - это катастрофа, и мир состоит из катастроф. Для меня это очень логично. Я всегда видел в этом что-то продуктивное, как-будто кто-то готов иметь дело с реальными катастрофами. В мире случаются катастрофы, это нормальное явление. Это может быть ураган или война, никто их не отменит. Именно поэтому Rammstein - требование, путь, отношение к жизни. В этом контексте журналисты часто спрашивают нас, почему мы используем подобную эстетику. Потому, что мы росли с ней! Когда долго жил на востоке, ежедневно сталкиваясь с реалиями социализма, потом вдруг замечаешь, что частицы тоталитарной эстетики ГДР продолжают существовать. Это эстетика, на которой мы выросли. И когда создаешь что-то новое, это всего лишь собственная биография, самый подлинный материал, к которому возвращаешься без самообмана. Центральный аспект Rammstein - наследие. На востоке искусство развивалось иначе, чем на западе. Искусство было инструментом для критики и вскрытия недостатков общества, коммерческий успех был вторичен, незначим, деньги не играли главную роль. Провокация была важнее, это шло изнутри. Основой искусства было связывание, артистическое исполнение и интерпретация разнообразных проблем. Этого многие все еще, кажется, не понимают. И это отражено в многочисленных неверных истолкованиях. Мы пытаемся противопоставить табуированные темы нашей музыке. Сценическое представление с костюмами, пиротехникой, светом и так далее, все это шоу, этот шедевр, часто неправильно понимается некоторыми журналистами. Они забывают нашу биографию: мы росли в диктатуре, где искусство имело совсем другие функции, искусство было оружием. Rammstein может быть понят только в таком контексте. Прямота, простота и последовательность, - всегда были и останутся нашей основой. Простота из музыки, понимание из слов. Rammstein ищет контакта, и это наш ключ к успеху. Rammstein эмоционален и людям легко идентифицировать себя с ним. Явление Rammstein разделяет общество, эту проклятую группу нельзя просто игнорировать. Теперь, когда правит усредненность, люди благодарны, когда кто-то, все равно с помощью какого жанра искусства, смеет нарушить тепличные условия. Храбрость играет в этом главную роль, для этого нужно иметь собственный потенциал. А по течению может плыть любой идиот, в музыке ли, художественной литературе или каждодневной жизни.
Успех Rammstein был обусловлен новым чувством свободы. Не было какого-либо коммерческого или политического давления, не было цензуры, чтобы бороться против нас. Нам не нужно было думать о том, что позволено, а что нет, мы просто делали свое дело. Это - большое преимущество, которое когда-нибудь будет потеряно. Эту спонтанность и творческий потенциал нужно хранить в себе так долго, насколько это возможно. Наивность - категория эстетики, поскольку, в момент, когда разум берет верх над ней, начинают доминировать вычисления как в математике, и сам продукт становится вычисляемым, а это убивает подлинность. Продукт становится бесстрастным и скучным, он больше не содержит послания к зрителям. После долгих поединков, неудачных проб, бесчисленных споров и бессонных ночей наша первая демо в 1995 году была, наконец, закончена. Эму, наш менеджер, организовал нам первую студийную запись. В этом году началась и работа над нашим дебютным альбомом. Труднее всего было вызвать интерес у звукозаписывающих компаний к неизвестной группе. После долгих изысканий нашелся Якоб Хелльнер, шведский производитель, который по сравнению с другими показался мне серьезным парнем. Я никогда не забуду выпуск нашего первого альбома. Мы жили в Стокгольме, у нас было две квартиры - одна в городе, а другая в предместьях. Мы сделали первые записи в Polarstudio, которая раньше была студией группы Abba. Вначале все было очень успешно и ново для нас. Мы хотели работать круглый день. Но затем возникла дисгармония, и все ее заметили. Много спорили, каждый из нас хотел утвердиться. Речь шла о власти, компетенции и иерархии, это въелось в каждого из нас. Якоб хотел работать только с Тиллем, отстраняя его от нас - и в результате никто не работал вообще. Хаос крепчал. Это было самое сложно время в прежней карьере Rammstein. Это был наш первый диск, и он имел для нас, безусловно, жизненно важное значение, определялось и решалось наше будущее. Это было очень жесткое время. В конце концов мы просто остановили запись. Мы все вернулись в Берлин и задумались о том, что делать дальше. В конечном итоге мы смикшировали в Гамбурге весь альбом с новым звукоинженером, и после продолжительной борьбы "Herzeleid" был закончен.
С тех пор многое случилось - мы записали три диска в студии и выпустили один живой альбом. Наши альбомы вышли на статус золотых и платиновых и получили множество наград. Чтобы набраться сил на будущее, я побывал недавно в Шверине, моем старом доме, где все начиналось. Там многие рассказывали мне, что ребенком я часто повторял: "Я буду рок-звездой". Они тогда думали, что я плету чепуху. Но я никогда не прекращал верить в это, а верить - это самая важная вещь. Просто как-будто заранее знаешь, что в жизни будешь играть определенную роль. Получаешь какие-то знаки свыше и входишь в эту свою роль. В особенных людях взращиваются особенные мечты. О мечте хочется грезить. Само мечтание должно многое сделать с мечтой. Когда приходишь к согласию с самим собой, в конце концов замечаешь, что это совсем уже и не мечта. Иногда важно просто позволить людям мечтать… хотя возможно это все совсем и не так, может быть все по-другому.
Christoph Schneider, ударник: В чем проблема?
В начале была досада. Досаждать, отличаться от нормального, провоцировать всегда было нашей самой важной внутренней потребностью. Неважно - осознанно или нет. В прежней Восточной Германии все было очень просто: в принципе все были против системы, что-то ворчали, были недовольны, но мало кто осмеливался выносить это из своих четырех стен. Следовательно, быть в те дни группой андеграунда не составляло труда. Нужно было только высказывать неудовольствие, и все находили тебя замечательным. Так и было! Наконец, когда стали постепенно развинчивать гайки, каждый из нас влился в более-менее оригинальную протестную рок-группу. Ну а народ Германии начал маршировать, когда все уже стало ясно и когда уже все сделали без него. Замечательная революция. Страна просто сдалась, вот как это было. Однако у нас не было больше очевидного врага. Было плохо. Мы бесцельно дрейфовали. И что теперь? На западе все для нас было труднее. Там люди уже все знают, они более или менее довольны, если имеют достаточно денег. Ничто не выводит их из себя, все они уже испытали. Как мы могли досадить окружающему их мирку? Как мы могли их развлечь? Чем ударить?
На Западе Германии музыка состоит, за небольшим исключением, из подражания Америке или Англии. Было несколько культовых групп вроде KRAFTWERK или CAN и еще пара - NWD и NEUBAUTEN, но все это скорее "вчерашнее". Сегодняшние электроинструменты достаточно интересны, но пробраться туда тридцатилетнему, делая вид, что всегда был там в роли диджея - не наш способ. Предполагалось, что мы пойдем другим путем - "кесарю кесарево". В то время все говорили "рок мерв", но мы думали иначе. Четкий ритм и монотонные рифы, никаких бесконечных гитарных соло и уж точно никакого фальцета. Энергия искаженного звука электрогитары и сила ударов обыкновенного барабана пока еще никем не превзойдена. Это давало тот самый сплошной звук, который мы и хотели получить. Тексты эротомана и сильного лирика наполнили эту стену звука содержанием. Самая суть, поданная немногословно, но в сопровождении сильных жестов, искусным конферансье. Идея Rammstein по существу состоит в оригинальности, в самовыражении и внушении досады. Неосознанно мы нашли правильный путь. Вспомни о том, что умеешь, не слушай других, не следуй за тенденциями. Rammstein - это развлекательный театр кошмара. Мы радуемся, когда люди поражены и женщины находят нас классными. Rammstein провоцирует музыкально, лирично и визуально. Да только одно название само по себе провоцирует! Провокация без цели, провокация ради ее самой. Удовольствие от эффекта и реакции. Безграничное преувеличение. Никаких пояснений. Слушатель интерпретирует сам. И таких интерпретаций много - интеллектуал видит смысл в том, что мы делаем, ну а музыкант с трудом может оценить только само действие.
Rammstein, без сомнения, - чисто немецкая группа. Мы используем родной язык, ритм маршевой музыки, сочиненной с присущей нам, немцам, аккуратностью и точностью, тексты с тщательным подбором слов, мы позируем на сцене как бойцовые петухи, ценим симметрию и все прямое и прямоугольное, носим короткие стрижки и произносим грохочущее "р". Наконец, мы сами родом из Германии. Как должна звучать современная немецкая рок-группа завершающегося тысячелетия, не ориентирующаяся на международную музыкальную моду? Что можно сделать такого, чего не было прежде? Чего люди еще не видели? Вот в чем вопрос: как, чем и кого сегодня еще можно спровоцировать? Людей, боящихся Rammstein? Они же боятся изменений, неизвестности, конфликта, даже собственной креативности... Rammstein - сила ненаправленного действия. Зритель ощущает энергию, но должен сам перевоплотить ее. Один примет это, другой из боязни почувствует, что на него нападают. Страх должен на чем-то основываться. Все это часто ведет к известному суждению о Rammstein. "Музыка правого крыла" - еще одно из самых умеренных высказываний. К сожалению, речь не столько о правом или левом, сколько о том, как быстрее подняться снизу доверху. Хороши ли для этого любые средства? Лучше всего получается то, что тысячи других уже успешно сделали или сказали, то есть то, что люди привыкли и желают слышать. Сегодняшние средства информации просто мастера в этом спорте. Деньги и оценки опережают содержание или значение. К счастью, в этом, по крайней мере, никто не виноват. Именно поэтому нужны такие группы, как Rammstein. Именно поэтому мы должны продолжать причинять неприятности обывателям!
